Какова Турандот?

Что получается, если балетмейстер ставит оперу?
На фестиваль Чайковского выпала премьера «Турнадот». Стала ли эта опера событием для меломанов? И. Васильева, Ижевск
 
Театр оперы и балета Удмуртии становится самой интересной сценой Ижевска. Вслед за «Евгением Онегиным», признанным лучшим спектаклем республики, публике представили оперу «Турандот», которая наверняка станет зрительским хитом.
 
Чьи желания сбылись?
Этот спектакль — воплотившаяся мечта главного балетмейстера театра Николая Маркелова. Ещё десять лет назад, едва возглавив нашу балетную труппу, он начал говорить, что был бы счастлив увидеть на ижевской сцене последнюю оперу Джакомо Пуччини «Турандот».
Несколько лет назад Маркелов поставил сцену из «Турандот» для бенефиса примы нашего театра Татьяны Силаевой, и эта работа подтвердила, что на ижевской сцене есть исполнительница, способная с блеском справиться с этой партией, считающейся одной из сложнейших в мировом оперном репертуаре, требующей не только глубокого драматического дара, но и исключительных вокальных возможностей. Но за все прошедшие годы никто в нашем театре не взялся за эту трагическую сказку, и Николай Маркелов решил сам поставить оперу о жестокой принцессе Китая. В самом этом решении никакого вызова театральной традиции нет: оперные спектакли постоянно ставят режиссёры, сделавшие себе имя в драматическом театре (от Роберта Стуруа до Льва Додина, от Романа Виктюка до Кирилла Серебренникова), так почему бы не взяться за это дело балетмейстеру?
 
Каков он, мир Турандот?
В соавторы Николай Маркелов пригласил художника из Санкт-Петербурга Сергея Новикова, уже не раз создававшего сценографию для спектаклей Театра оперы и балета Удмуртии. Но если раньше Новиков разрабатывал только декорации (костюмы создавали другие художники), то на этот раз он придумал все визуальное воплощение прекрасного и пугающего мира «Турандот». Зрелище получилось ошеломительное: над сценой, в глубине которой парят на лазурном фоне золотые драконы. Новиков повесил десятки светящихся прозрачных фонариков, создающих ощущение сценического чуда, волшебного мира. В первый момент кажется, что россыпь фонариков на тёмном своде колосников - всего лишь напоминание о китайской традиции, но стоит вглядеться в них внимательнее, как становится очевидно, что их кристаллическая форма символизирует и образ Турандот - красавицы, острые «углы и грани» которой ослепляют и смертельно ранят. Костюмы соединяют пышность китайской традиции и фантазийность, изысканность и гибкость линий стиля модерн, на излёте которого была создана опера (ижевская премьера состоялась ровно через 90 лет после того, как 25 апреля 1926 года «Турандот» впервые прозвучала на публике в миланском Ла-Скала).
От модерна спектаклю досталось и декадентское упоение драмой умирания и разрушения. Каждая смерть в «Турандот» мучительно прекрасна, будь то мужественное согласие на казнь очередного соискателя руки Турандот или трогательное самопожертвование рабыни Лиу. А сама принцесса, перебирающая пальцами, заканчивающимися длинными серебряными остриями, сколь отвратительна в своей жестокости, столь и завораживающе-притягательна.
 
Как понят финал Пуччини?
Оставаясь хореографом, а значит, видя каждую сцену не в статике, а в динамике, в пластическом развитии образов, Маркелов насытил спектакль танцевальными эпизодами: в «Турандот» задействована не только вся оперная, но и балетная труппа театра. Вслед за принцем Калафом зритель оказывается очарован торжественной, церемониальной, но и поэтичной красотой придворной жизни. Мощная, терпкая музыка Пуччини делает пространство спектакля плотным, почти осязаемым. Оркестр, солисты и хор театра позволяют в полную силу прозвучать этой опере, ставшей, по сути, апофеозом классического оперного искусства.
Пуччини умер, не успев написать финал оперы, поэтому постановщики «Турандот» сейчас вольны сами выбирать, как завершить сюжет о принцессе, обещавшей свою руку тому, кто отгадает все её загадки (и смерть тому, кто ошибётся), и принце, нашедшем все ответы. В версии Николая Маркелова жестокость Турандот приводит к одиночеству: ужас от злодеяний принцессы оказывается в Калафе сильнее, чем страсть, и он покидает дворец. Фантазия оборачивается реальностью: во власти и в любви есть пределы человечности, за которые переступать нельзя.
Анна Вардугина