Gorod: Голоса эмоций. Филипп Разенков

ДОСЬЕ
Окончил Республиканский музыкальный колледж — дирижерско-хоровое отделение (2006);
РАТИ–ГИТИС, факультет музыкального театра по специальности «Режиссер музыкального театра», мастерская Дмитрия Бертмана (2011).
С 2008 по 2011 работал помощником режиссера в Московском театре «Новая Опера им. Е.В.Колобова».
В 2012–2013 гг. работал режиссером Северо-Осетинского Государственного театра оперы и балета, участвовал во многих проектах театра не только как режиссер, но и как актер.
С 2013 работает в Театре оперы и балета УР — главный режиссер.
• Участник Лаборатории театра «Royal Court» (Лондон, Великобритания) под руководством Элиз Доджсон (в рамках специальной программы фестиваля «Золотая Маска» «Маска Плюс — Новая пьеса», Москва).
• Участник первой лаборатории СТД режиссеров музыкального театра «Сибирская лестница, Молодая режиссура ХХI века» в г. Красноярске.
• Лауреат 1 и 2 международного конкурса молодых оперных режиссеров «Нано-опера» (Специальная премия СТД и приз Большого театра
Польши).
• В качестве ассистента режиссера работал на постановке оперы К.Пендерецкого «The Devils of Loudun» (Teatr Wielki Opera Narodowa, Варшава, режиссер Keith Warner).
 
 
Постановки:
С. Баневич «Стойкий оловянный солдатик» (Северо-Осетинский театр оперы и балета, г. Владикавказ, 2011)
Ф. Пуленк «Человеческий голос» (Северо-Осетинский театр оперы и балета, г. Владикавказ, 2011).
В. Казенин «Приключения Чиполлино» (Красноярский музыкальный театр, 2011).
Д. Обер «Черное домино» (Театр оперы и балета Республики Коми, г. Сыктывкар, 2012).
П. Чайковский «Орлеанская дева» (Башкирский театр оперы и балета, г. Уфа, 2015).
Постановки в Театре оперы и балета УР: АИДА (2012), AMORE. VENDETTA. MORTE (2015), ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН (2015)
 
Голоса эмоций
Любовь к музыке у Филиппа Разенкова, что называется, в крови: отец, Сергей Алексеевич Разенков, долгие годы был главным дирижером Государственного театра оперы и балета УР, мама, тоже дирижер, заведует кафедрой музыкального искусства УдГУ. Получив воспитание в семье с широким музыкальным кругозором, рабочее время сегодняшний главный режиссер музыкального театра целиком посвящает классике, а в свободное — пропадает на репетициях рок-группы. Диссонанс, скажете? Но сам Филипп считает такое сочетание вкусов не гурманством от искусства, а вполне гармоничным созвучием. Режиссер, который ставит оперу на современной сцене, должен мыслить в духе времени, иначе общего языка со зрителем не найти. Судя по тому, какая внимательная тишина окутывает зал во время каждого из трех действий «Евгения Онегина», режиссеру Разенкову удалось подобрать ключи к сердцам театралов со стажем, и тем, кто только открывает для себя сложный, но завораживающий мир оперы.
 
Сцена как микроскоп
Филипп, вы продолжили династию в музыке, но выбрали иную, нежели у ваших родителей, специальность. Почему режиссура? Были опасения, что не выдержите профессиональной конкуренции с талантливым, уже признанным отцом?
Я никогда не воспринимал отца, как вероятного конкурента в профессии. Именно он влюбил меня в театр и в музыку, не только в классику, но и в рок-н-ролл. И меня всегда восхищала его творческая смелость, именно он был инициатором и вдохновителем появления в репертуаре нашего театра таких сложных произведений, как «Пиковая дама» и «Кармен». В детстве, когда я был учеником школы искусств №1, я, возможно, надеялся, что тоже стану дирижером. Но в какой-то момент меня потянуло в лицедейство, и эта сторона театра оказалась сильнее. Я всегда очень естественно и свободно ощущал себя на сцене, но не обладал абсолютным слухом, а для дирижера чуткий, идеальный слух — это необходимый рабочий инструмент.
В моменты юношеских метаний отец меня поддержал и рекомендовал попробовать себя в режиссуре. Тут мне очень помогло то, что я с детства видел «изнанку» театра и не питал стереотипных иллюзий, понимал, что сцена — это не только овации и софиты, прежде всего, это работа, большая, серьезная, на износ. Поэтому «погружение» в будущую профессию я начал еще до поступления в вуз, много читал Станиславского, Покровского. И в этом тоже есть заслуга отца и мамы, они задали правильный вектор моему развитию.
 
В чем, на ваш взгляд, суть профессии режиссера?
Режиссура — вообще профессия исследовательская. А режиссура в опере интересна и сложна вдвойне. В современном мире, духовная пища воспринимается многими через призму потребительского отношения, как своего рода «фаст-фуд», получил на бегу порцию эндорфинов и побежал дальше. Опера в категорию «быстрых» удовольствий никак не вписывается, и моя задача, как режиссера, удержать зрителя в зале, заставить его для начала хотя бы прислушаться и попытаться проникнуться красотой сложных партий. Сегодня миссия режиссера — заново открыть оперу для слушателя. И, на мой взгляд, эта миссия выполнима.
Опера — это, если хотите, ДНК человеческой души, взгляд на эмоции под микроскопом. Ни один другой вид искусства не позволяет так останавливать время, настолько погружаться в переживания. В жизни мы испытываем радость, шок, боль, но пик любого эмоционального проявления длится один миг. Вспышка, и все, далее следуют уже другие ощущения, проносятся иные мысли. Опера позволяет проживать драматургию момента каждого момента долго и концентрированно. И от режиссера зависит, насколько точно смогут передать чувства, которые вкладывал в арию автор, оркестр и исполнитель.
 
Вы уже упомянули об особенностях восприятия современного слушателя. Как, на ваш взгляд, привлечь его внимание к опере?
Музыка, как мне кажется, самое ценное изобретение человечества. Ее эмоциональная и гармоническая палитра бесконечна, ее язык не требует перевода. Именно поэтому русский человек может слушать итальянскую оперу в оригинальном исполнении без перевода. И это еще одна причина снова повернуть зрителя лицом к опере.
Сегодня люди все чаще говорят о том, что испытывают потребность в тонком, психологическом кинематографе, идут в драматический театр на серьезные постановки. Опера для вдумчивого зрителя и слушателя — бесценный дар. Ее невозможно воспринимать, отключив работу мозга. Она не услаждает слух, она ставит вопросы. Поэтому зритель, который идет в театр за развлечением, неизбежно чувствует себя обманутым. А тот, кто ищет искреннего, вдумчивого диалога, проникается оперой однажды и навсегда! Для меня язык оперы — как язык Достоевского в литературе. И так же, как любое истинное искусство, для каждого поколения, сквозь призму постоянно обновляющихся реалий, десятилетие за десятилетием опера раскрывает для слушателя новые грани. Нужно ли делать что-то для привлечения внимания зрителя к опере? Безусловно: осознанно подбирать репертуар, работать над режиссурой и сценографией, наращивать потенциал исполнителей. Идеальный оперный театр сегодня, в моем понимании, это мощный культурный центр, в котором, помимо спектаклей, постоянно проходят мастер-классы, творческие встречи, выставки.
 
Новые грани вечного
И все-таки театр сегодня не может существовать в отрыве от потребностей зрителя. Как вы относитесь к концепции «искусства на самоокупаемости»?
Коммерциализация театра — это, безусловно, постоянный поиск компромисса, а все лучшее в искусстве, как известно, отвергало компромиссы. Но сегодня театр вынужден быть актуальным, поскольку зависим от зрителя, от кассовых сборов. В данной ситуации на режиссера ложится колоссальная ответственность, я должен пропагандировать искусство без халтуры, и при этом заботиться о хлебе насущном для труппы. Для себя я вывел следующее правило: не идти на поводу у зрителя, а раскрывать нашими постановками новые грани в душе каждого зрителя.
Опера — нерентабельна, это факт. Вопрос: как к этому относиться? Ответ: научиться удивлять зрителя. И опять же здравый смысл подсказывает: опера по определению не может вызывать такого эффекта, как, например, 3D. Но в театре есть артист и живое общение как неоспоримое преимущество. Театр берет зрителя за руку и предлагает поговорить. Не потрепаться о том, о сем, а обсудить глубинные переживания. Театр — это, если хотите, ритуал, позволяющий нам заглянуть внутрь себя, чтобы испытать эмоциональный ожог. Для чего, спрашивают многие, в повседневной жизни и так достаточно поводов для боли и негатива? Ради катарсиса!
 
Почему именно «Евгений Онегин» был выбран в качестве постановки, приуроченной к юбилею Петра Ильича Чайковского? И почему вы решили сохранить классическую режиссерскую «оболочку» спектакля, сегодня молодые режиссеры все чаще выбирают «современное прочтение», новаторский подход?
«Евгений Онегин» — произведение, созданное двумя гениями Пушкиным и Чайковским, оно совершенно с точки зрения содержания и внешней оболочки. В данном случае, театр — не аттракцион режиссерского тщеславия. Главная задача режиссера — не расплескать, максимально точно донести до зрителя идеи авторов. Поэтому я сознательно старался сохранить все авторские смыслы и акценты.
Почему «Онегин»? Думаю, потому что это вечное произведение, способное тронуть каждого. Все знают его со школьной скамьи, но мало кто задумывается, что суть его куда более емкая, чем мы успеваем увидеть в разрезе школьной программы. И «Энциклопедией русской жизни» «Онегина» называют не только потому, что Пушкин в деталях описывает быт и нравы дворянства первой половины XIX века.
Если задуматься, Онегин — отрицательный персонаж, он эгоист, самовлюбленный эгоцентрик. Татьяна — воплощение искренности и чистоты. И роман Пушкина в сущности о том, что жизнь устроена так, что всему доброму и прекрасному суждено пройти испытание злом и бесчестием. А еще это крик о ценности человеческой жизни и о ее хрупкости. А мы порой, как Онегин, ради забавы, ради того, чтобы потешить самолюбие, способны бездумно ее оборвать… Нет, «Евгений Онегин» — это не «хрестоматийная скука», это всегда актуальное произведение о настоящей жизни.
 
Видели ли вашего «Евгения Онегина» профессиональные критики? Какие оценки постановке дали они?
Да, на премьере «Онегина» присутствовали столичные критики. И, надо отметить, что в самом авторитетном российском издании — журнале «Музыкальная жизнь» впервые столичная критика написала об ижевском оперном театре. Спектаклем заинтересовался оргкомитет всероссийской театральной премии «Золотая маска». Понимаю, что это еще не повод почивать на лаврах, но все равно очень рад!
 
В чем секрет такого успеха?
В едином творческом порыве, в котором мы создавали спектакль. Собралась молодая, уникальная в своем роде труппа, которая горела желанием сделать потрясающего «Онегина». И еще один огромный плюс: полное взаимопонимание режиссера и главного художника. Мне повезло, у нас сложился великолепный тандем с главным художником театра Владиславом Анатольевичем Анисенковым. Мы смотрим в одном направлении и создаем друг другу условия для раскрытия творческого потенциала. Наши спектакли, как дети, которых мы вынашиваем и рожаем, порой в муках и с болью, но во имя счастья. Возможно, слишком уж образное сравнение, но очень правдивое. Взаимопонимание и поддержка в этом процессе бесценны, каждый режиссер меня поймет!
 
Сейчас рядом с классикой вполне может найтись место новаторству. Ожидать ли появления в репертуаре Театра оперы и балета современных, экспериментальных постановок?
Для начала не могу не отметить, я очень рад тому, что в Ижевске появляются новые театры и режиссеры, готовые к смелым экспериментам. Это здорово, у зрителя должна быть альтернатива! Что касается нашего театра, то с точки зрения поиска новых форм у нас просто непаханое поле. У меня есть мечта, поставить на Ижевской сцене мюзикл. Именно этот жанр у нас еще ни разу не был представлен! Материал уже есть — «Мертвые души» замечательного композитора, драматурга, ярчайшего представителя Свердловского (ныне Екатеринбургского) рок-клуба Александра Пантыкина. Это просто блестящая партитура, очень актуальная, с элементами рока! Когда я ее увидел, глаза, естественно, заблестели. «Делай, Фил, я приеду!» — поддержал Александр Александрович. Так что я воодушевлен!
 
Построю свой театр
Молодые и талантливые сегодня все чаще ищут успеха и счастья в крупных городах, вы учились в Москве, стажировались в Санкт-Петербурге, почему решили вернуться в Ижевск? Неужели здесь больше творческого простора?
Одна из моих замечательных учителей, Лариса Гергиева, худрук Академии молодых певцов Мариинского театра, которая и порекомендовала меня в ижевский театр оперы и балета для единичной постановки «Аиды». После которой я решил вернуться в Ижевск, ее такой выбор, мягко говоря, шокировал, потому на постоянную работу она приглашала меня в Мариинский театр. Многие спрашивали: «Фил, зачем тебе это?!» Но я убежден, что важнее не ГДЕ, а КАК! В Ижевске я вижу перспективы, здесь я строю «свой» театр. И, что важно, мне позволяют это делать, — люди, которые меня окружают, и обстоятельства, которые складываются в мою пользу.
 
У вас за плечами два конкурса молодых оперных режиссеров «Нано-опера», что, помимо титулов, дали вам эти конкурсы?
Дело абсолютно не в титулах, хотя заслуженное признание всегда греет душу. Прежде всего, это бесценный опыт. Конкурс этот был придуман моим учителем, основателем театра «Геликон-Опера» Дмитрием Бертманом. Аналогов «Нано-опере» в мире нет. Конкурсная борьба настолько выводит из зоны комфорта, что ни ты, ни твой подход к работе после конкурса уже никогда не буду прежними. В жюри — самые прославленные имена из мира российской и европейской оперы. Невероятный стресс!
На втором конкурсе, когда в жюри была сама Кристина Шепельман, нам давали всего по 10 минут на постановку арии, дуэта и массовой сцены. Прямо на глазах у судей, а ведь работа режиссера с артистами — это очень интимный процесс… И после того, как единожды он становится явным, ты уже, можно сказать, бесстрашен как режиссер. Также приятно было получить премию столичных критиков.
Думаю, мне уже есть, о чем говорить, с ижевским зрителем. И я готов к активному диалогу.
Анна Жижина